Художник войны - Страница 23


К оглавлению

23

– Что мужики, выжили? Не такие уж и меткие эти фашисты? – как-то радостно задал Антон вопрос, посмотрев на перепуганных до смерти товарищей.

– Тебе, Художник, только скалиться, небось на гражданке только баб голых малевал, а теперь в войнушки играешь? – Батя искоса посмотрел на подошедшего бойца, но тот не ответил.

Антон приметил сквозь листья человеческую фигуру. Приложил пальцы к губам, показал в ту сторону. Осторожно пригнувшись, посеменил по узкой тропинке между зарослями кустов. Остальные пошли с другой стороны. Подойдя метров на 10, скрытый лохматой зеленью, Антон увидел, что это боец одного из добровольческих украинских батальонов. Видно, он подумал, что бой закончился и не осталось никого, пошел отлить. Теперь беззаботно прогуливался по лесопосадке или просто осматривал территорию. Украинский солдат проходил мимо кустов, где засел «ополченец», оказался спиной к нему. Выскочив из зарослей, Антон со всей силы ударил добровольца прикладом по голове. Солдат упал без сознания лицом в траву.

Осторожно подойдя к врагу, Антон перевернул тело украинского добровольца. Перед ним лежал Николай Николаев. Тот, которого он спас в шахте, «отбив» от «траллеи». Не веря своим глазам, Неделков присмотрелся – да, действительно, его бывший шахтный товарищ.

Тогда после удара током и благополучным исходом они сдружились. Когда смены пересекались, часто ехали домой вместе, он ему рассказывал о своих картинах, а Николай – о детишках, семье, чудесной жене. Они жили уже вместе четырнадцать лет и, как говорил, если ссорятся, то только выясняя, кто больше любит. Антон немного завидовал коллеге, пару раз бывало, такое, что жена Николая с детьми подходили на остановку «папу встречать». Это картина, казалось, срисована с эпизодов советского кино об идеальной семье.

Один раз Антон привел Николая к себе домой, показывал ему картину с его изображением.

– Как – это я? Никто так еще четко не передавал мое душевное, – восхищался Коля.

– В тебе есть вдумчивость, понимаешь, какая-то глубина общих мазков лица, откуда-то из глубин человеческого естества, – объяснял Антон.

И теперь его бывший друг оказался нынешним врагом. Неделков подозвал «ополченцев». Вместе они связали Николаева и кое-как волоком дотащили до небольшой деревянной будки – что-то вроде дачного загородного домика. Обычно огородники в нем хранят инструменты или какой-то минимальный набор вещей – стол, шкаф, шифоньер. Солдаты взломали дверь и попали внутрь.

Для начала они подвесили добровольца под потолком и уселись решать, что с ним делать. До базы далековато, на чем его тащить – вопрос, а отпускать на волю – об этом даже и речь не идет. Батя рассказал, что Николай Николаев – боец добровольческого батальона «Донбасс». Этот батальон покрошил немало «ополченцев», периодически делал вылазки, громил технику российских бригад и армии «Новороссии». Весь батальон – русскоязычный, набранный из местных украинских патриотов. Это сильно задевало руководство ДНР и ЛНР, которые вещали, что все население донбасского региона встало против «хунты».

Посоветовавшись, троица решила, что младший с Батей пойдут за подмогой и транспортом, а Антон постережёт пленного. Так и сделали. «Ополченцы» ушли, оставили бывших товарищей наедине. Николай висел под потолком, во рту кляп. Антон сел на старый красный диван, который недовольно замычал еще упругими пружинами.

Он осмотрел комнату – лопаты, измазанные землей, тяпка, ведро, зеленый непромокаемый плащ, висящий на гвозде, вбитом в стену. На столе ваза с засохшими полевыми цветами. Эта композиция навеяла Антону желание рисовать – вот сейчас развернуть холст и вначале широкими мазками очертить белое пространство, а потом добавлять и добавлять штрихи.

– Заброшенная жизнь или увядшие атомы вселенной, – сказал он вслух, имя в виду название ненаписанной картины.

В ответ Коля замычал сквозь кляп. Он видел своего старого друга, который развалился на диване, руки разведены по спинке дивана. Казалось, что он знает его, считывает в глазах желание рисовать. Но это только казалось – кто теперь сидит в камуфляжной форме и лицом с кровоподтёками – для него непонятно. Жизнь все перекрасила.

– Е-у-у, т-о-у оуя рааоууж теее, чоо тт хоучее, – промычал еще раз Николай.

Его противник внимательно посмотрел на него, несколько секунд разглядывал, как тот привязан, а потом подошел и вытащил изо рта кляп. Пленник глубоко задышал.

Антон отошел чуть назад, демонстративно положил на стол автомат АК и рядом большой с зазубринами нож.

– Зачем тебе это нужно было? Почему ты воюешь против своего народа? – спросил он, присаживаясь перед пленником на деревянный с обтертой белой краской стул.

Николаев поднял глаза и в какой-то миг они встретились взглядами. Секундная дуэль глазами. Два противника, два бывших товарища, один обязан другому жизнью, тому, кто находил в нем отдушину. Теперь оба – по разные стороны войны.

– То, что сейчас строится в России, никакого отношения к славянскому миру, к «русской весне», к СССР вообще не имеет. Они хотят насадить это в Украине. Это какая-то помесь фашизма православного… все это неправильно, – проговорил Николай.

– Неправильно? – вскричал Антон. – Ты знаешь, что во Львове бойцов «Беркута» поставили на колени, а потом отправили искупать вину кровью на восток. Так вот, многие из них, прибыв на фронт, сразу же перешли на сторону ополчения и мотивировали свое решение именно публичным унижением – это о чем говорит? Кто фашист?

Пленник опустил глаза. Казалось, он ищет слова, фразы, которыми можно достучаться до друга, проскользнуть мышью в его закрытое сердце.

23